В Москве считали, что в отличие от большинства его предшественников, которые к середине своего президентского срока, как правило, переходили на более центристские, прагматические позиции, Рейган демонстрировал стойкий „иммунитет" к внешним и внутренним факторам, которые обычно требовали корректировки прежней политики президента. По существу за два года пребывания у власти он не вышел за пределы того воинствующего идеологического подхода к СССР, с каким он выступал всю жизнь, особенно в период предвыборной кампании 1980 года. Для него СССР оставался врагом номер один, против которого надо использовать все меры воздействия.
Хейг и Громыко встречаются в Женеве. Обед в Белом доме
26 января 1982 года в Женеве состоялись переговоры двух министров. Они провели две встречи, в ходе которых обсуждался широкий круг вопросов, включая проблемы ограничения ядерных вооружений, положение на Ближнем Востоке, на юге Африки, в Азии и в некоторых других районах мира. В отношении ограничения ядерных вооружений в Европе стороны констатировали наличие принципиальных расхождений, поэтому условились, что делегации СССР и США в Женеве продолжат обсуждение этой проблемы. Встреча выявила также, что американская сторона не готова приступить к переговорам по проблеме ограничения стратегических вооружений. Резкую дискуссию вызвало положение в Польше — и США, и СССР взаимно настаивали на прекращении вмешательства другой стороны в польские дела.
В целом никакого позитивного сдвига в переговорах министров не произошло. Да, видимо, такую задачу США и не ставили. По окончании встречи Хейг публично заявил: „Я не считаю, что целью этих переговоров было улучшение американо-советских отношений или отношений между Востоком и Западом в целом; напротив, они были задуманы для того, чтобы американская сторона получила возможность четко высказать мнение по ряду волнующих вопросов, прежде всего, выразить озабоченность сложившейся ситуацией в Польше. Думаю, что в этом смысле наши переговоры более чем оправдали себя".
Короче, встреча в Женеве внесла дополнительный элемент отчужденности в отношениях между руководством обеих стран.
В сенатском комитете по иностранным делам нежелание администрации возобновить советско-американские переговоры об ограничении стратегических вооружений было подвергнуто критике. Выступая на заседании, Хейг прямо использовал события в Польше, чтобы оправдать затяжку с началом переговоров.
Тем временем в начале февраля президент Рейган объявил о решении приступить к широкомасштабному производству бинарных газов нервно-паралитического действия, Москва опубликовала резко критическое заявление.
Президент Рейган устроил 19 февраля обед в честь дипломатического корпуса. Рейганы любили и умели устраивать приемы. Для большинства дипломатов это была редкая возможность встретиться с президентом.
Нэнси Рейган, которая сидела за обедом рядом со мной, пожаловалась, что секретная служба практически полностью ограничила свободу передвижения президента и ее самой.
Мы фактически узники в Белом доме, сказала она, особенно после покушения на президента. Охрана следит за каждым нашим шагом. Я не могу даже посетить музеи и магазины. Единственная у нас отдушина, это когда мы приезжаем на наше горное калифорнийское ранчо, там можно перемещаться, не натыкаясь на охрану. Вместе с тем, добавила она, со всем этим приходится мириться, так как в стране немало сумасшедших, которые готовы повторить покушение на президента. Угроз немало.
Г-жа Рейган посетовала, что ей ни разу не удалось побывать в СССР, в Москве и Ленинграде. Не знаю, при нынешних отношениях между нашими странами будет ли такая возможность до конца президентства моего мужа, отметила она. В принципе я хотела бы посетить Вашу страну, о которой я и мой муж знаем не так уж много (это было видно и по задаваемым ею вопросам об СССР).
Нэнси Рейган заметила далее, что, учитывая ранение мужа, а также и отчасти его возраст, ей приходится внимательно следить за тем, чтобы он придерживался определенного режима. Стараюсь, чтобы после 5–6 часов вечера он был дома, сказала она, а также совсем не работал по субботам и воскресеньям. Впрочем, он сам все это хорошо понимает и выполняет такой режим.
Надо сказать, что супруга Рейгана вызывала в вашингтонском обществе большой интерес и любопытство. Глава аппарата Белого дома Дональд Риган изображает ее в своих мемуарах как личность с твердым характером, хотя и верящую в астрологию, и отмечает, что ее воздействие на мужа стало одним из наиболее непредсказуемых факторов президентства Рейгана. Справедливости ради следует добавить, что Риган покинул Белый дом не без участия жены президента и, возможно, затаил на нее обиду. Во всяком случае на меня она произвела впечатление знающей себе цену женщины.
После обеда у меня был короткий разговор с президентом. Заметив, что осведомлен о моем недавнем возвращении из Москвы, он поинтересовался, как там оценивают советско-американские отношения.
Я сказал ему откровенно, что эти отношения сейчас, пожалуй, упали до самого низкого уровня с момента окончания второй мировой войны. Добавил, что могу дать более подробную оценку, если он пожелает.
Поколебавшись, он показал на толпившихся невдалеке послов и сказал, что к обсуждению оценок наших отношений надо бы вернуться попозже. Я заметил, что готов к такому обсуждению. Чувствовалось вместе с тем, что к конкретному разговору сам Рейган не был готов.
Любопытную запись в этой связи сделал Рейган в своем дневнике, которая была позже приведена в его автобиографии. Отметив, что на приеме присутствовали посол СССР в США Анатолий Добрынин и его супруга, Рейган написал следующее: „Все, что мы о них слышали, совершенно правильно — это во всех отношениях приятная чета. Настолько приятная, что удивляюсь, как они могут уживаться с советской системой. По правде говоря, он и его жена — чрезвычайно приятные люди, которые вот уже сорок лет как женаты и очень любят друг друга".
Я привел эту запись не только потому, что мне это приятно и не отрицаю этого. Что привлекло мое внимание в этой записи, так это искреннее удивление Рейгана тем, что в советской системе, в „империи зла", оказывается, могут жить и даже представлять ее за рубежом „чрезвычайно приятные люди". Этот штрих показывает, что в весьма идеологизированном подходе Рейгана ко всему советскому лежали его действительно личные убеждения, а не только соображения политической выгоды.
На приеме ко мне подошел вице-президент Буш, с которым мы давно были знакомы. Он сказал, что сильно обеспокоен развитием советско-американских отношений и хотел бы переговорить со мной в неофициальной обстановке у него дома. Я дал согласие на эту встречу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
